Саплинова Е.А.
Где кончается зима
На улице стало совсем тепло, по-летнему. Апрель радовал стариков, понемногу начинающих выглядывать из своих покосившихся хат, солнечными днями, отогревал их после суровой зимы. На скамейке возле старой калитки сидел сгорбленный старец, убелённый сединами, морщился от яркого весеннего солнца и от удовольствия — дожил до весны.
Вдруг калитка скрипнула, и вошёл молодой парень:
— Привет, дед. — И с тяжёлым вздохом сел на старую лавочку рядом с родственником. — Нет сил терпеть, можно я у тебя побуду?
— Здорово, внучек, побудь, конечно, отчего не побыть? — Улыбнулся где-то в седой бороде старик.
— Дед, один ты меня понимаешь! Дома — донимают наставлениями, мать каждый день пилит: это не так, то не так, туда не ходи, сюда не ходи, уроки учи, телефон оставь! Как с маленьким, зуб даю…
— А я свою маму, твою прапрабабушку, царство ей небесное, совсем почти не помню… Тосковал всю жизнь по её ласковым рукам, укрывающим меня одеялом, по её нежному голосу, который желал мне доброго утра или сладких снов. Так и осталась она в моих воспоминаниях: что-то шепчет, обнимает, а лица не видать…
— Дед, как так? Я что-то слышал от мамки, но забыл уже. Напомни, а?
— Внучек, это война…Мальцом я совсем был, и моё раннее детство – сплошные артобстрелы. Просыпаешься — и слышишь орудийные залпы, засыпаешь — и видишь, как за окном бушуют пожары, слышишь, как гремят взрывы, скрипят танковые гусеницы. Казалось, что весь мир вокруг поглощён огнём, и ты не знаешь, чего ждать — утра или ночи, смерти или спасения.
Она и ворвалась в нашу жизнь нежданно-негаданно: однажды я сидел на подоконнике и грыз сушёные груши, смотрю – чужаки идут и тащат за собой лодки. Я бабушку позвал, а та сразу меня с окна спихнула. «Это немцы, внучок», — услышал я её дрожащий голос. Тогда я их в первый раз увидел.
Потом, зимой 42-го года, мне пришлось увидеть вблизи всё то, что несли с собой немцы. Мама попросила отнести бабушке сверток, а идти — через поле, где обычно лежал чистый снег, а летом буйствовала рожь. Но то, что я тогда увидел в поле – перевернуло мне душу. Снег был перемешан с кровью, этим кровавым снегом припорошены мёртвые бойцы, которые лежали на каждом шагу. Я еле ступал, боясь их потревожить, в голове как будто колокол гудел, а пульс отбивал марш страха в висках. От мороза тела начали скрючиваться, и казалось, что они встают и просятся опять в бой. Мне стало так дурно, потемнело в глазах, и я бросился через сугробы, пару раз упав на кровавую ледяную гладь. Я цепенел от холода и ужаса.
Но самое страшное потрясение от войны меня ожидало позже, в 43-м году.
Отца и мать призвали в самом начале войны: мама работала в госпитале, а отец служил артиллеристом. Я восхищался ими, гордился, считал, что быть военным — это не только почётно, но и важно. В то время я не осознавал, насколько тяжело им приходилось. Моя мама была настоящей русской женщиной — смелой, сильной, из тех, кто и коня на скаку остановит, но, в то же время, доброй, любящей, отзывчивой. Её ласковые руки каждодневно спасали жизни раненых бойцов, каждый день вырывала их из когтей смерти.
Однажды ей сообщили, что её муж, то есть мой отец, смертельно ранен, а до линии огня было рукой подать. Мать сразу побежала в совхоз, вытребовала коня, и помчалась за мужем, чтобы спасти его. Не страшен ей был ни ветер, ни вражеские обстрелы. Мчалась она к тому, кто дорог её сердцу. К тому, кто ждал её там, за серым от дыма горизонтом. Прилетев на место своза раненых, она отыскала отца да повезла его домой. Но вот только природа весной, как и война, не знает пощады: река, через которую надо было переправиться, вышла из берегов, затопив окрестности. Лошадь отказалась идти. Тогда мать, не раздумывая, взяла её за узды и повела через студёную реку.
Одежда намокла и стала тяжёлой, тело сводили судороги, но мама не сдавалась, героически шла напрямик к деревне нашей, где давно не было ни вспаханных полей, ни ясного неба, ни смеха детей, только ямы и развалины. Среди этой разрухи чудом устоял невредимым наш дом — маленький, тихий и уютный, как настоящая крепость, защищавшая нас от невзгод войны. Дом как будто нас спасал: помню, однажды даже попал снаряд в окно, когда я с дедушкой на кухне нашей тёплой сидел, но не взорвался. Бабушка тогда приказала деду вынести и закопать снаряд подальше, что он и сделал.
Шла мать по грудь в ледяной воде, она сковывала, не давая шагу ступить. Бурный поток то и дело пытался сбить её с ног. Но сила воли и отвага матери были настолько велики, что она не сдавалась и смогла спасти моего отца, доставив его вовремя в местный госпиталь. После ранения он долго восстанавливался. А вот мама так и не смогла оправиться: через несколько дней она умерла от воспаления лёгких, заплатив своей жизнью за жизнь отца. Так я остался без матери.
Отец долго убивался по ней, всё вспоминал свою Варвару, видел её во снах. Спустя месяцы он встал на ноги, да и уехал в другой город на заработки. Там встретил спустя годы другую женщину, но всё вспоминал о Варе, любимой рыжеволосой красавице, что бросилась спасать его несмотря ни на что, и винил себя, что её не сумел сберечь.
Я тоже очень скучал по маме — и забывал ее черты, слыша по ночам ее голос… Даже фотокарточки не осталось!
Когда война закончилась — пошёл в школу, был это 1946 год. От бабушки пешком до школы ходил, через то самое поле, а потом меня отец в город забрал. Затем я женился, много работал, с женой моей любимой мы стали родителями двоих сыновей. И горько мне было, что мама моя всего этого не увидела… Отец уже давно умер, жена умерла, ребёнок, а я всё живу, вспоминая о той весне 1943 года, когда война забрала мою любимую маму, и также во снах слышу её голос…
Внук молчал. Солнце гладило теплыми ласковыми ладонями старика и подростка, заставляя морщиться их обоих и прятать невольные слезы…Ветер что-то шептал и скрипел калиткой.
Зазвенел телефон.
— Мам, ты … это… прости меня, я был неправ…
